— Народишко и должен бояться власти! Милицию народ должен уважать! — важно заявил Хромов. — А иначе раздрай и крамола, как раньше говорили. Смотри сам: не зассал бы Горбач в августе, подавил бы на хер танками толпу предателей в Москве — сейчас бы в Союзе всё ещё жили. Только этот Союз ещё сильнее стал бы. Прибалтику, Украину, дармоедов всех — выгнали на хер. Присоски пустые. Осталась бы Россия, Кавказ и Средняя Азия. И жили бы лучше всех. У меня такая политическая точка зрения. И ещё так скажу тебе: у Ельцина рука не дрогнет расстрелять народ. Хоть Кремль, хоть Белый дом пушками измолотит — только в путь!
— Ну, я в политику не лезу, — заявил Жека. — У вас, у старшего поколения, ума и опыта побольше, как скажете, так и будет. Но мне помещение желательно всё-таки не в опорнике.
— Ха-ха-ха! — рассмеялся Хромов. — Учитесь, товарищи, как грамотно отшивать надо! Да делай ты, Женька, где хочешь. Кто тебе не даёт-то? Делай как лучше и как удобнее.
— Так там нюанс один имеется, — осторожно заметил Жека. — Помещение опечатано госбезопасностью. Когда путч был, я же комсомолил. Секретарём ВЛКСМ в торговом техникуме был. Ко мне приходили сотрудники, таскали на допрос, приказали сдать все бумаги ВЛКСМ, и помещение опечатали до особого распоряжения.
— Распечатывай и делай что хочешь, — сказал Бурков. — Никаких проблем с гэбнёй не будет.
— Ну хорошо, раз так, — согласился Жека. — Значит, завтра и займусь.
— Я позвоню директору техникума! — заверил Конкин. — Будет тебе там кабинет! Место и в самом деле хорошее. Рядом с молодёжью, а молодёжь — наше будущее.
Когда Жека развёз всю хмельную компанию по домам, поехал к себе. И опять думал, что как-то нескладно получается. Хотят городские воротилы использовать его для своих детишек, вот только будет ли прок от этого самому Жеке? Очевидно, что в городской мафии он занимал пока низшее положение. Решить любую проблему он решит, но и от него потребуют чего-то взамен. Если с Хромовым, Конкиным и Сахаром ещё как-то сработался, то Бурков выглядел тёмной лошадкой, так же, как и два мужика от губернатора. Впрочем… Отступать уже поздно. Правила игры он знал: услышал планы больших людей — будь готов их выполнить.
Следующий день, как и обещал, сразу же начал с визита в техникум советской торговли. На своей машине решил не ехать, чтоб не смущать местных студаков, заказал такси. Приехав, поднялся в административное крыло, и прошел прямо к директору. Тот не удивился визиту Жеки, и долго тряс ему руку, радуясь встрече с именитым учеником.
— Здравствуй, здравствуй, Евгений Соловьёв! Я всё ждал, когда придёшь в свою Альма Матер! Мы тут гордимся тобой! Всем первокурсникам в пример приводим!
— Да не надо, зачем… Чё я… Работаю просто, — засмущался Жека. — Роман Палыч… Я по делу тут к вам. Решила меня партия «Демократическая платформа» в депутаты от вашего округа выдвинуть. Пришёл вот разузнать про пункт приёма граждан.
— Звонил мне сегодня утром Кузьма Валерьич. Помню. Только какой кабинет тебе отдать? — улыбка постепенно сползла с лица директора. — У нас свободных помещений нет вроде.
— Есть! — возразил Жека. — Мой бывший кабинет, первичной ячейки ВЛКСМ. Я получил разрешение от городского отдела госбезопасности, распечатать кабинет председателя ВЛКСМ.
— Ах, вот оно что! — опять заулыбался директор. — Значит, всё нормально. Он так и стоит закрытый. Можешь располагаться в том кабинете. Мне интересно, что делать-то там будешь?
— Избирателей будущих буду принимать! — заявил Жека. — С жалобами и предложениями по работе ЖКХ, общественного транспорта, о состоянии инфраструктуры на участке и прочем. Вы тоже, Роман Палыч, можете пожаловаться на что-нибудь. Чем смогу, тем помогу.
— У нас подъезды и подходы к учебному заседанию плохие, студенты жалуются, особенно девушки. Каблуки на асфальте ломают. Освещение надо бы, лампы не горят.
— Все сделаем! — сказал Жека. — На бумаге напишите, чтоб я главе города показал. Тогда зашевелятся. А сейчас пойду кабинет смотреть. Ключ у меня есть.
— Каждый день тут заседать будешь? — спросил директор.
— Каждый день не получится, — покачал головой Жека. — Я же работаю, дел много. Буду народ принимать два раза в неделю. Во вторник и четверг, с утра и до обеда. Ну ладно. Я пошёл. Удачного дня.
Жека пожал директору руку и вышел из кабинета. Как он и предполагал, местные студаки класть хотели на пломбировку кабинета. Сургучная печать с замка была сорвана, а на двери фломастером написано «КГБ — лохи». Жека открыл дверь и вошёл в кабинет, где не был уже полгода. Внутри всё по-прежнему. Бумаги на полу и столе, раскрытые шкафы — всё так и осталось после обыска, проведенного сотрудниками госбезопасности.
Здесь, конечно, нужна основательная уборка. Несмотря на то, что помещение полгода стояло закрытым, везде нападала пыль. Полы не мешало бы помыть, стеновые панели, мебель, окна. Мусор выбросить. Поэтому перед уходом спустился на первый этаж, в комнату завхоза. По-прежнему работала там… Как её зовут-то? Шебутная такая бабёнка… Во! Ирина Леонидовна же! Прямо как Ирину!
— А я тебя помню! — заявила завхоз, с любопытством смотря на Жеку. — Комсоргом последним у нас был.
— Да, верно, Ирина Леонидовна, был такой момент в моей биографии, — рассмеялся Жека. — А сейчас депутатом городского совета буду. Хотел у вас попросить кое-что.
Жека положил на стол тысячу. Завхоз с удивлением посмотрела сначала на купюру, потом на Жеку.
— Мне в кабинете моём бывшем уборочку бы сделать! В комсорговской, — заявил Жека. — Пол помыть, окна. Мебель протереть. Приём граждан там вести буду. Надо, чтоб всё хорошо было.
— Будет тебе хорошо! — улыбнулась Ирина Леонидовна. — Сейчас техничку пошлю, и всё вымоет. Ключ у меня есть от того кабинета.
— Ну и славно! — улыбнулся Жека. — Спасибо вам огромное! Если есть какие-то проблемы — говорите. Попробую решить.
В этот же день Жека решил единственную пока проблему — с типографией, и уже к концу недели на каждой трамвайной и автобусной остановке избирательного участка, на каждой двери магазина или входа в подъезд висел плакат «Соловьёв — твой депутат! За рабочих!». На плакате изображён Жека на фоне завода. В спецовке и синей каске, якобы рассматривающий чертёж детали.
Фотографию сварганили там же, в типографии, в рекламном агентстве при ней. Печатники делали рекламные плакаты и листовки депутатам и вообще всем, кому не лень. И, как в реквизитной театра, было у них в наличии много всякого тряпья. Белые халаты и шапки врачей, форма военных, милиции, спецодежда разных цветов. Хотели сначала сфотографировать Жеку в костюме и белой каске, как крупного шишкаря, но тот не согласился.
— Я кандидат от народа! За меня рабочие голосовать будут! Простые люди! Не надо в костюме фото. Скажут ещё, что из начальства кто-то. Давайте мне вот ту спецуру и синюю каску. Буду как свой в доску парень, как работяга или как мастер, начальник участка, что тоже близко к тому.
Впрочем, свой — не свой, никакой роли не играло для вандалов. Плакаты разрисовали матерными надписями, призывающими кандидата идти в известном направлении из трёх букв. Плакаты срывали хулиганы и дети, а потом они валялись под ногами прохожих, и по Жекиной довольной физиономии ступали грязные башмаки, но всё-таки люди успевали прочитать их и запомнить, кто такой Евгений Соловьёв. Свой парень. Из рабочих. Это уже закрепилось в подсознании.
Однако плакатов было недостаточно. В частном секторе избирательного участка плакаты вешать было негде, разве что на остановках общественного транспорта и дверях редких магазинов. Поэтому напечатали ещё множество листовок для того, чтоб распихать по почтовым ящикам многоквартирных и частных домов и раздать в руки прохожим. На телевидении прошло несколько интервью и круглых столов по самым различным вопросам — от желаемого будущего города до ремонта дорог в частном секторе. И везде принимал активное участие кандидат в совет народных депутатов от партии демократов Евгений Соловьёв. Много разговаривал, спорил с чиновниками и журналистами. И аргументы-то его здравые были, понятные простому народу. Не забывал Жека постоянно упоминать и о том, что учится заочно в областном университете на экономиста.